Член рабочей группы по противодействию семейно-бытовому насилию, адвокат Елена Игнатенко рассказала Liter.kz, почему документ вызвал критику юристов. – Елена Александровна, почему законопроект о противодействии семейно-бытовому насилию, который Мажилис одобрил 23 сентября, вызвал такое возмущение юристов? Ведь из благих побуждений принимаем поправки, уровень бытового насилия в Казахстане не снижается. – Чтобы оценить новый закон, мы должны исходить из отправных моментов, которые заложены в Конституции Казахстана, в международных обязательствах, в Кодексе о браке и семье. Если закон соответствует всем принципам, ради бога! У нас в Конституции написано: «семья, материнство, детство находятся под защитой государства». Естественным правом и обязанностью родителей являются воспитание и забота о своих детях. В Кодексе о браке у нас написано: «внутрисемейные конфликты разрешаются семьей». Государство отказывается от произвольного вмешательства в семейные дела, признает право детей жить и воспитываться в семье и разлучать только в экстренных случаях, когда это необходимо для защиты ребенка. – А в законопроекте о семейно-бытовом насилии все эти нормы попираются?  – Посмотрим определение семейно-бытового насилия. Это умышленное противоправное деяние, действие/бездействие в сфере семейно-бытовых отношений, содержащее угрозу причинения или причинившие физическое, психическое, сексуальное, экономическое насилие. То есть, если противоправное, значит, об этом можно прочитать в Уголовном кодексе. Это то, что запрещено законом. А дальше начинается не понятное. В законопроекте написано: «физическое  насилие — это умышленное причинение вреда здоровью путем применения физической силы и причинение физической боли». В сравнительной таблице на сайте Парламента читаем: «Во исполнение данной рекомендации ООН, по результатам обсуждения такого-то количества докладов необходимо полностью исключить любое причинение физической силы при воспитании детей». Меня настораживает, что слово «противоправное» из определения понятия «физическое насилие» потерялось — осталось «причинение вреда здоровью путем причинения физической силы и причинение физической боли». – То есть, к человеку могут принять меры за шлепок по попе своего ребенка? – Но шлепок по попе – это ведь тоже боль. По крайней мере, из-за отсутствия определения «противоправный» сюда можно пристегнуть что угодно. – Интересные формулировочки! А как трактуется психологическое насилие. – Психологическое насилие трактуется как умышленное воздействие на психику человека. Если  я говорю ребенку: «Ты не имеешь права так себя вести», это же целенаправленное воздействие на психику. Если чуть-чуть тон повысил — это тоже воздействие на психику. Также карается законом «принуждение/понуждение к совершению правонарушений или действия, представляющие опасность для жизни и здоровья, а также ведущие к нарушению физического, психического и личностного развития». Если я ребенку говорю: «Сегодня ты едешь к бабушке, будешь копать картошку, а он не хочет», получается, я его принуждаю к чему-то. И хоть то, к чему я его принуждаю, не является правонарушением, зато может создать, к примеру, препятствие для его «нормального физического развития». Может быть, кто-то решит, что в это время лучше бы ребенку пойти заняться спортом. Я против насилия в семье, я за борьбу с истинными насильниками, но с такими формулировками мы подводим под удар все нормальные семьи. И все это нарушает естественное право родителя заботиться о своем ребенке и воспитывать его по своим собственным убеждениям. – А как вы прокомментируете статью законопроекта, где речь об экономическом насилии? Как это согласуется с казахстанскими реалиями? – Там тоже все не понятно. Экономическое насилие трактуется как умышленное лишение человека жилья, пищи, одежды, имущества, средств, на которые он по закону имеет право. Что такое «по закону имеет право»? У нас нет такого закона, где прописано, сколько пищи, сколько одежды, карманных денег положено каждому члену семьи. Эти формулировки у нас все перекочевали из старого Закона «О профилактике бытового насилия», который действует с 2009 года. Разработчики нам говорят: «Так эти нормы уже были! Но, слава богу, что они не работали». А сейчас, если мы второй раз включим это и дадим такой закон участковому для исполнения, что будет? Недавно показывали, в России у женщины отобрали детей, потому что она не была готова к зиме.  Органы опеки и попечительства сделали такой вывод, так как у нее не было сарая для угля и дров. Общественники скидывались, чтобы построить ей сарай. Понятно, что в семье тогда будет мир и покой, когда будет достаток, когда будут все довольны, но мы живем в таких условиях, когда каждый шаг — это стресс, для родителей стресс. Когда школы позакрывали, уроки надо делать с детьми, и при этом родители должны думать, где бы деньги взять, чтоб не обвинили в экономическом насилии? – Какие еще определения и формулировки из законопроекта, на ваш взгляд, являются недопустимыми? – Пугает фраза «половая свобода». Применительно к семье. Это про что? У нас закон называется «О противодействии семейно-бытовому насилию». Половая свобода в семье? Не понятно также определение членов семьи – это «лица, состоящие в браке, бывшие супруги, лица, состоящие в незарегистрированном в регистрирующих органах браке». Это вообще абракадабра, юридически неправильно! У нас по закону брак — это только то, что зарегистрировано. То, что не зарегистрировано – это сожительство. А тут какой брак не зарегистрированный… Получается, у нас семьи нет, зато есть какая-то непонятная половая свобода. Что объединяет людей в семью? Ни моральных, ни нравственных установок — просто гуляем, каждый сам по себе, и называемся формально членами одной семьи? Как ребенок будет воспитываться в такой семье? Какой авторитет родителей будет, если каждый гуляет сам по себе? – Что еще в проекте принципиально нового? – У нас будет уполномоченный по правам семьи, будет уполномоченный орган по координации деятельности всех государственных и неправительственных организаций в этой сфере. В законопроекте появилась новая глава, которая называется «Особенности организации противодействия семейно-бытовому насилию в отношении несовершеннолетних». Предлагается, чтобы в случае совершения насилия в отношении несовершеннолетнего в семье (а насилием у нас согласно этим формулировкам можно считать воспитательную беседу на повышенных тонах) органы внутренних дел доставляли ребенка в организацию по защите прав ребенка на основании рапорта должностного лица органов внутренних дел. – А сейчас как это происходит? – Сейчас ребенок отбирается органом опеки и попечительства на основании акта местного исполнительного органа, когда существует угроза жизни и здоровью. Мне говорят: «Но здесь же речь о том, когда преступление в семье совершается!». Но ведь, когда преступление совершается, должен в ИВС доставляться нарушитель, а тут ребенка забирают. Я в принципе считаю, что нельзя так делать, когда приходит полицейский, у которого на руках рапорт, чтобы отобрать и доставить ребенка. Это внедрение силовых методов в семью, отбирание детей. Мы видим примеры, когда грубо отбирают детей в некоторых странах. Дети кричат, матери плачут. – Вы про северную Европу говорите? Можете привести примеры, как работают такие законы в других странах? – У меня первая учительница дочери лет 10 живет в Стокгольме. Я попросила рассказать, как у них это работает. От примеров, которые касаются контроля семьи, просто волосы дыбом встают. Она работает в дошкольном центре. По учебному плану в конце недели они собираются, садятся кружочком и дети рассказывают, что происходит в семье. Если несколько раз ребенок скажет, что папа шлепнул тапком, воспитатель должен заявить об этом в ювенальную юстицию. Начинается внесудебный процесс — вплоть до такой меры, что на нее возлагали обязанность, как на воспитателя этого ребенка, жить неделю в той семье. Такая тенденция заложена. – У нас еще вносятся изменения и дополнения в ряд законов, которые касаются защиты прав ребенка. – Так и есть. К примеру, предусмотрено внесение изменений в закон о специальных социальных услугах. Этот закон распространяется, в том числе на семьи, оказавшиеся в трудной жизненной ситуации. Как можно попасть в трудную жизненную ситуацию? Мы исходим из того, что опубликовано на сайте Парламента. Там опубликован приказ об утверждении критериев оценки наличия жестокого обращения, приведшего к социальной дезадаптации и социальной депривации в семье. В табличке «Присвоение баллов при оценке наличия жестокого обращения, приведшего к дезадаптации и депривации при бытовом насилии» расписано буквально следующее:

• физическое насилие – нанесение побоев, совершение иных насильственных действий, причинивших физическую боль, – три балла;
• нецензурная брань – два балла;
• лишение документов, удостоверяющих личность, – три балла;
• грубость – три балла.

Семье, набравшей пять баллов, можно вменить в вину «жестокое обращение» и считать, что такая семья пребывает в трудной жизненной ситуации. Критерии трудной жизненной ситуации разрабатывались МВД, Минздравом и Министерством образования. – Представляю затюканную жизнью женщину, которая пришла с работы, с рынка – дома бардак, музыка гремит, уроки не сделаны, а великовозрастное дитя валяется на диване. Спрашивается, сколько баллов наберет разгневанная родительница, едва переступив порог дома? И, кстати, какую же она получит помощь, оказавшись в такой трудной жизненной ситуации? – Вводится новое понятие — индивидуальный социальный план. Например, в Швеции, если разработан такой индивидуальный план, воспитательница неделю должна жить в проблемной семье, чтобы помогать и контролировать. Было еще похожее видео в соцсетях, когда женщина из Германии рассказывала, как представитель ювенальной юстиции жила в их доме, заглядывала в кастрюли, проверяла, чем она кормит детей, как спать укладывает. – Это же сколько еще чиновников понадобится, чтобы всем этим заниматься?! – Да, там предусмотрено хорошее финансирование. – В целом, каково ваше мнение по результатам анализа этих законопроектов, которые вызвали столько шума. – По-моему, там все перевернуто с ног на голову. Государство обязано обеспечить максимально благоприятные условия для граждан, охрану для каждой семьи. А они, к примеру, родителям вменяют в обязанность не допускать просмотра детьми сцен экстремизма, терроризма, порнографии. Но ведь у нас есть закон об информационной безопасности ребенка. В нем для каждой возрастной группы детей предусмотрены свои запреты. При просмотре видео всплывает специальное окошечко, где обозначен возрастной ценз. Это вообще обязанность государства — не допускать, чтобы в открытом доступе были сцены экстремизма, терроризма. Формулировки абсолютно неюридические. Написано в проекте закона: «Если несовершеннолетний пострадал от своих родителей, он направляется на медицинское освидетельствование». Что такое пострадал? Все должно быть конкретно. Или еще: «Не допускается оставление за родителями права на совместную опеку над ребенком при наличии обоснованного предположения о совершении семейно-бытового насилия несовершеннолетнему со стороны одного из родителей». Но у нас родитель — не опекун, а законный представитель. Что здесь имеется в виду? Это ограничение в правах? Лишение? Просто юридически несостоятельный этот пункт. Ошибки – отдельная тема. Кто-то насчитал тысячу… – И что вы предлагаете делать? – Моя позиция такая: прежде чем говорить о конкретных статьях, по которым можно привлечь к ответственности наших граждан, нужно четко определиться в понятиях. Конституционное право может быть ограничено законом, но по таким четким критериям, которые позволяли бы разграничить правомерное поведение от противоправного. Здесь четких критериев нет, поэтому под «мясорубку» может попасть любая нормальная семья. В первую очередь, надо определиться, против чего этот закон. Любое насилие — это только запрещенные уголовным и административным правом деяния, которые образуют состав конкретного правонарушения. Все! Я должна понимать, что если завтра я буду воспитывать своего ребенка, никто не скажет, что я совершаю психическое (экономическое  ли другое) насилие. – Вы выступали с нелицеприятными комментариями к этим законам на самых разных площадках, в том числе и в Алматы. Разработчики включили вас в рабочую группу? – В рабочую группу, которая занимается разработкой изменений в законодательство по вопросам обеспечения защиты прав ребенка, включили без проблем, а в группу по законопроекту о семейно-бытовом насилии пустили не сразу. Сейчас мы все в составе этой группы — все юристы, которые принимали участие в брифинге в Алматы по поводу этого закона.